Статья в АМС (1993, №6):
ОН ОСТАЕТСЯ
В дверь каюты громко и требовательно постучали: «Откройте, полиция!» «Они все-таки пришли»,— Регаццо-ни долгим взглядом посмотрел в иллюминатор. За бортом знаменитого океанского лайнера «Куин Мэри», превращенного властями Лонг-Бича в фешенебельную гостиницу, открывался безмятежный вид — море, пальмы, сверкающее солнце и нефтеналивные цистерны. «Какая нелепость!» — упрямо нахмурившись, он направился к двери.
Огласки удалось избежать. Газетчики почему-то так и не пронюхали о том, что гонщик формулы 1 задержан полицией по подозрению в угоне автомобиля. Но самое досадное в этой истории — Клею могут запретить стартовать в воскресенье в Гран-при США.
А как все хорошо начиналось. В четверг вечером Бернард Кайе из «Гудьира» пригласил их — Регаццони и еще одного пилота, Жан-Пьера Жарье — на вечеринку к своему приятелю в Беверли-Хиллз, обиталище миллионеров и голливудских знаменитостей. Вечер получился замечательным, но на следующее утро предстояли первые тренировки, и оба гонщика собрались откланяться, когда по калифорнийским понятиям время было еще детское — полпервого ночи. Кайе уговаривал друзей остаться и предоставил в их распоряжение машину с шофером. Роскошный лимузин, действительно, ожидал у подъезда, но Регаццони и Жарье простояли на крыльце минут двадцать, а водитель все не появлялся. Чертовски хотелось спать, утром их ждала работа. Клей, плюнув на все, сел за руль.
И все же провидение оказалось на его стороне. Организаторам Гран-при пришлось уплатить 600 долларов штрафа, и Регаццони оставили в покое. Так что 30 марта 1980 года его «Энсайн» замер перед стартовым светофором Большого приза США.
Клею и впрямь частенько везло. На своем веку ему посчастливилось выйти целым и почти невредимым из великого множества аварий. Его даже стали называть бессмертным, вечным. Да и как иначе было величать такого человека?
Очевидцы гонки формулы 3 в Монако 1968 года до сих пор не могут без содрогания вспоминать тот эпизод. Потеряв на полной скорости управление, «Текно» Регаццони вылетел на набережную и вонзился под стальной отбойник. Каким чудом умудрился Клей в последнее мгновение спрятать голову, не мог объяснить даже он сам.
Впрочем, ему было не привыкать. Еще за два года до этого в Казерте его «Брэбхэм», врезавшись в дерево, превратился в кучу металлолома. В 1967 году на той же итальянской трассе Клей попал в громадную аварию, где в обломках двух десятков автомобилей погиб итальянский гонщик Р. Пер-дони. И вновь без всяких последствий для здоровья.
В больницу его удалось уложить лишь в 1973 году в Йоханнесбурге. Тогда столкнулись сразу пять машин и БРАЛ Регаццони загорелся. Быть бы этому столкновению последним в жизни Клея, но судьба вновь позаботилась о нем. Англичанин Майкл Хейлвуд, смело бросившись в пламя, спас Регаццони жизнь. А через две недели «бессмертный» вновь сидел за рулем гоночного автомобиля.
Впрочем, удивительная живучесть далеко не единственная отличительная черта «вечного Клея». Сам он не был ни суеверным, ни слишком набожным, как многие из его коллег. Поэтому крайне редко задумывался над собственной неуязвимостью. Так же как и над удивительной легкостью своей карьеры. Через много лет какой-нибудь вундеркинд вроде Сенны будет называть это «рукой божьей», ведущей от победы к победе и отводящей опасности с пути избранного. Регаццони же всем, чего достиг, был обязан только собственному мастерству и упорству.
Но самое любопытное: Клей никогда не был «хорошим солдатом», который, как известно, обязан мечтать дослужиться до генерала. За рулем гоночного автомобиля он оказался, в общем, случайно и лишь благодаря настойчивости своего друга и земляка, швейцарского гонщика Сильвио Мозера.
Именно он придумал новое уменьшительное от Джанклаудио и стал называть Регаццони Клеем, а не Джанни или Клайдом, как звали его прежде. И именно Мозер, который был на два года моложе, первым заронил сомнения в душу 24-летнего автомеханика и участника любительских горных гонок. «Слушай, а почему бы тебе не стать профессиональным пилотом? По-моему, все для этого у тебя есть».
Регаццони, отслуживший уже к тому времени в армии, работал в мастерской отца в Лугано, а на выходные выезжал со своим «лупо-глазеньким» «Остин-Хили-Спрайт» на «подъемы на холм», которые в горной Швейцарии пользовались большой популярностью.
Клей послушал совета друга и отправился на кольцевые гонки в Монце. Но возвращался оттуда мрачнее тучи: уже через два круга после старта главный судья снял Регаццони с соревнований — его синий «Остин-Хи-ли» ехал слишком медленно. Зрители смеялись над переростком-швейцарцем. Кто бы мог подумать, что всего лишь через семь лет полуторасот-тысячная Монца будет исходить истерическим криком: «Perral Perral..» А вся Италия вдруг вспомнит, что Джанклаудио Джузеппе Регаццони — самый настоящий итальянец, которого только какой-то глупый каприз судьбы забросил в соседнюю Швейцарию.
Это пришло как-то само собой, без приложения сверхусилий. Будто Клей ехал в экспрессе с минимумом остановок — «кузовное» кольцо («Мини-Купер», третьи-четвертые места), школа пилотов в Монлери (три дня теории, три дня практики, лучший на курсе), формула 3 (первая большая победа только на пятый сезон, в Мадриде в 1968 году), формула 2 (чемпион Европы на «Текно») и, наконец, формула 1. И не где-нибудь, а в «Скудерии Феррари».
Что в нем привлекло великого «Коммендаторе», Регаццони так никогда и не узнал. Может быть, слава «бессмертного» пилота, может, твердость и бесстрашие, какой отличалась манера его езды («не родился еще такой гонщик, кто затормозит позже меня при входе в поворот»), а может, просто итальянская фамилия. Так или иначе уже в разгар сезона 1970 года Клея взяли в «Феррари». Пока «на пробу». На втором автомобиле команды он должен был поспорить с итальянцем Игнацио Джунти за место в «основном составе».
С чем Регаццони и справился. Очутившись среди грандов, швейцарец не растерялся, ведь с Риндтом, Иксом, Стюартом, Брэбхэмом, Сер-тизом, Хиллом он сражался еще в Ф2. И уже в первой своей гонке был четвертым. Потом вторым и, наконец, в сентябре одержал первую победу — в Гран-при Италии.
Неистовые тиффози буквально вытряхнули его из машины и долго носили на руках — четыре года «жеребцы из Маранелло» не побеждали на родной земле. А вечером, когда «Скудерия» отмечала победу в ресторане, Клею предложили срочно отправиться на телевидение — Италия ждала нового своего кумира у голубых экранов. Регаццони был польщен, но отказался: «Разве я могу покинуть моих механиков в такой день! Вот только если вместе с ними...»
А через два года Клея уволили из «Феррари» — после великолепного дебюта в 1970-м седьмое и шестое места в последующие годы разочаровали «Коммендаторе». На самом-то деле виновата была неудачная конструкция автомобиля, и сам Клей предупреждал об этом загодя. Но в «Феррари» так уж повелось — за недостатки техники отвечают гонщики.
Впрочем, Регаццони никогда не жаловался на несправедливость со стороны менеджеров. Не только Энцо Феррари, который увольнял его дважды и о котором швейцарец сохранил самые добрые воспоминания. Никогда не упрекал он и Вильямса, променявшего его на Рейтеманна, хотя именно Клей принес за полгода до этого первую победу автомобилям «железного Фрэнка».
Регаццони всегда спокойно относился к успехам и неудачам. Нет, конечно, он не был каменным истуканом без нервов и сердца, но и слёз счастья или досады по щекам никогда не размазывал. Не плакал он и в октябре 1974 года, когда в последней гонке сезона проиграл чемпионский титул Эмерсону Фиттипальди. Три очка отделило его от бразильца, но Клей был удивительно спокоен: «Титул я упустил еще на первом этапе, в Аргенти-не, когда проворонил старт. Жаль, думаю, что таких шансов стать чемпионом мира у меня уже не будет.
Так оно и вышло. Но Регаццони и не думал унывать. Как ни в чем не бывалоездил он на слабых «Энсай-не» и «Шэдоу», вновь невредимым выбирался из страшных аварий, побеждал на спорт-прототипах и дебютировал в «Инди». И оставался все тем же спокойным, уверенным в себе любителем веселой компании, красивых цветов, хорошего вина. Только с годами все больше морщин появлялось на улыбчивом лице, да все меньше волос оставалось на голове.
«Регаццони,— говорил в 1979 году Джеки Стюарт,— вечно юный гонщик. Меня не удивит, если он останется в формуле 1 до конца века. Он и тогда будет ездить так же хорошо, как в пору своего расцвета». Победа, два «лучших круга» и пятое место в чемпионате — так отметил Клей свое сорокалетие. А в следующем году вновь оказался в команде-аутсайдере...
Регаццони в пятый раз был в Лонг-Биче и очень любил этот городок. Гонка по улицам, где жили и действовали герои любимых фильмов его юности, всегда ему очень нравилась. Он даже выиграл одну из них, самую первую, в 1976 году. Поэтому сейчас, за рулем «Энсайна» швейцарец чувствовал себя спокойно и уверенно — пусть на этот раз в его руках не самая быстрая машина, он выжмет из неевсе, что можно. Тем более здесь, в Лонг-Биче. На этой сложной, почти такой же «медленной», как в Монте-Карло, трассе у него гораздо больше шансов пробиться наверх. После пятидесяти кругов Клей с 23-го места на старте поднялся на четвертое, и впереди, он знал это, остались далеко не самые сильные соперники.
Сине-бело-красный «Энсайн» на скорости 290 км/ч пронесся по набережной. Впереди был резкий левый поворот «шпилька Королевы». Регаццони нажал на тормоз, но педаль без всякого сопротивления жутко ушла в пустоту. Автомобиль продолжал мчаться в коридоре из бетонных блоков.
Все произошло в считанные мгновения, гораздо быстрее, чем вы прочитали пару строк. Регаццони еще раз нажал на тормоз — безрезультатно. Он с пятой передачи перешел на третью и выключил зажигание. Больше ничего нельзя было сделать — справа у бетонной стенки стояла разбитая «Альфа-Ромео» Патрика Депайе, слева — «Брэбхэм» Рикардо Занино. На полной скорости «Энсайн» врезался в правое заднее колесо «Брэбхэма», отскочил от него к противоположной стенке, снова вылетел на дорогу, бешено вращаясь, ударился еще о левую стену и, наконец, в клубах пыли влетел в бетонное ограждение, которым заканчивалась прямая.
Через десять минут Клей пришел в себя. «Отстегни ремни»,— кривясь от боли, прохрипел он склонившемуся над ним Дэну Герни, экс-пилоту формулы 1. Он был жив! Еще двадцать минут потребовалось, чтобы достать из обломков машины .то, что еще оставалось от бессмертного Регаццони.
В следующий раз швейцарец очнулся уже в больнице Сент-Мэри после пятичасовой операции, во время которой сердце его несколько раз останавливалось. «Ну вот, парень, все о'кей. Через двенадцать месяцев будешь снова на ногах!» — слова главного врача чемпионата мира доктора Уоткинса были первыми, что он услышал, придя в себя.
К несчастью, врач ошибся. Ни через год, ни через два, ни позже Регаццони уже не суждено было больше встать на ноги. Не помогли шесть тяжелых операций, специальная клиника в Базеле, китайский чудотворец доктор Као. Во время самой первой операции в Лонг-Биче, когда жизнь гонщика висела на волоске, не хватило времени на фиксацию поврежденного позвонка, а потом в Базеле во время сеанса физиотерапии злополучный позвонок снова сдвинулся...
Судьба подарила мне встречу с Регаццони через двенадцать лет после той роковой аварии. «Прошу простить, господа, только пять минут!» Он был именно таким, каким я его себе представлял — спокойный, приветливо улыбающийся. Казалось, в инвалидное кресло он лишь присел отдохнуть ненадолго. Пять минут незаметно переросли в почти часовую беседу. Чувствуя, что пора и честь знать, я задал на прощание дежурный вопрос:
— Чем вы теперь занимаетесь, господин Регаццони?
И тут же осекся — так неожиданно грубо это прозвучало. Глядя на меня снизу вверх, Клей на минуту замолчал, беспомощно подняв руки: «Вот...» Я проклинал себя за бестактность, но Регаццони уже вновь улыбался: «О, я не скучаю — некогда. Открыл школу, где обучаю инвалидов водить автомобили. Обычные, легковые. А на гоночных езжу сам. Обожаю «Париж — Дакар», стартовал там на джипах, прототипах, даже на грузовой «Татре». Я ведь даже в авариях несколько раз побывал в песках Сахары. Но мне, знаете, везет. Все как с гуся вода!»
Иначе и быть не может, думал я, глядя в спину гонщика, энергично прокладывающего себе путь сквозь птичий базар паддока.
А. МЕЛЬНИК
