Время титанов. Предвестники "гоночных войн". 1899-1901 (отрывок)
В начале следующего, 1900 года на трассе состязаний для трициклов Париж—Рубуа произошла первая в истории автогонок авария со смертью зрителей. По Франции прокатилась волна протестов против "сумасшедших убийц на механических чудовищах". На целый месяц проведение автогонок в стране оказалось под запретом.
А ведь в это время Автомобиль-Клуб уже во всех деталях разработал новые "междугородние" состязания Париж-Тулуза-Париж, приурочив их к Всемирной выставке, проводившейся тогда в столице Франции. На приглашение стартовать откликнулись 73 экипажа. Причем в отличие от "якобы международной" Париж—Амстердам, в которой участвовали практически одни французы, на этот раз собирались выйти на старт пятеро бельгийцев и даже англичанин Селуин Фрэнсис Эдж на британской же машине "Нэпир".
Может быть, именно это обстоятельство заставило французские власти, хоть со скрипом, но разрешить гонку. 27 автомобилей, 14 вуа-тюреток, 31 мотоцикл и одна мотоциклетка утром 25 июля готовы были отправиться в 1348-километровый путь. В первый день их водителям предстояло без остановки через Мелюн, Фонтебло, Монтаржи, Ги-ень, Бурже, Шаторо, Лимож, Брив, Каор, Монтабан и Помпиньян добраться до Тулузы, где участников ожидал день отдыха. 27 июля экипажи вновь отправлялись в Лимож, а на следующий день оттуда возвращались в Париж.
Как и год назад, удача вновь улыбнулась поклонникам автоспорта. Главным и единственным, к счастью, врагом участников центрального соревнования сезона стала сорокаградусная жара. Именно жаре гонка оказалась обязана своим самым серьезным инцидентом. Мотоциклист Виаль, хоть и купил себе специально за 13 су панаму для защиты от яростного солнца, как отмечали очевидцы, явно ошибся с фасоном. Шляпа не сумела защитить своего владельца, принявшего, к тому же, "для охлаждения" два стакана шампанского. В результате — тепловой удар, падение и тяжелые ушибы.
Жара не прошла даром и для автомобилистов. Альфред Левег, приведший свой 16-сильный "Морс" в Тулузу первым, провел за рулем более 13 часов и с трудом выбрался из машины. Этьен Жиро, приехавший вторым через несколько минут после лидера, выйдя из своего "Панар-Левассора", едва не упал в обморок.
Немного попортили нервы спортсменам... зеленщики. Дважды — сначала Луи Рено, в темноте на подьезде к Тулузе, а потом победитель двух гонок 1897 года, Париж-Дьепп и Париж—Труавиль, Жиль Уржьер, уже днем в городе Гиень — сбивали тележки торговцев овощами. И опять же, никаких серьезных последствий эти аварии не принесли. Если, разумеется, не считать разьяренных зеленщиков, которые вряд ли впоследствии стали приверженцами автоспорта.
Словом, две подряд "большие гонки", обошедшиеся не только без жертв, но и без крупных аварий, позволили сторонникам нового вида спорта с оптимизмом смотреть в будущее.
Александ Мельник, "Автомотоспорт", №9, 1994 г.
КУБОК, КОТОРЫЙ НЕ БЫЛ КУБКОМ (отрывок)
Удивительная судьба ожидала эти состязания. Их не хотели проводить сами организаторы. От них всячески пытались избавиться. Гонщики в большинстве своем не проявляли к ним никакого интереса. Даже человек, по имени которого, собственно, и названы эти гонки, сразу же к ним охладел и ничего не желал о них слышать. Но несмотря на все эти и многие другие препятствия, несмотря на свою короткую — всего-то шесть лет — биографию. Кубок Гордон-Беннетта вошел в историю ка? соревнование, ставшее началом новой эры в автоспорте.
Летом 1899 года большая паровая яхта «Лисистрата» водоизмещением две тысячи тонн неторопливо бороздила воды Средиземного моря. Владельцем ее был американский бизнесмен Джеймс Гор-дон-Беннетт, предпринявший плавание из Нового в Старый Свет, чтобы отдохнуть от трудов праведных.
Человек этот изрядно потрудился в своей жизни. Он был достаточно богат, но деньги как таковые не слишком занимали владельца газеты «Нью-Йорк Геральд» и телеграфной компании. Его называли «единственным представителем газетного бизнеса, которого не интересует прибыль». Действительно, сам Джеймс любил повторять, что его газета имеет всего одного читателя— собственного хозяина. Здесь он все же несколько лукавил — дела шли совсем неплохо, чему способствовали несомненное деловое чутье американца, его удивительная способность предугадывать желания публики и нюх на сенсации.
В 1869 году специальный корреспондент «Нью-Йорк Геральд» Хенри М. Стенли отправился на поиски английского доктора Ливингстона и в результате стал соавтором множества географических открытий в верховьях Нила и экваториальной Африке. Десять лет спустя Гордон-Беннетт финансировал полярную экспедицию де Лонга, чья трагическая судьба взволновала всю Америку.
Вскоре в Париже стало выходить так называемое континентальное издание «Геральд», директором которого стал сын владельца нью-йоркской газеты, именно Гордон-Беннетт-младший и сидел сейчас в каюте «Лисистраты», уговаривая отца организовать — что бы вы думали? — автогонки.
Джеймс так и не научился водить самобеглый экипаж, хотя среди европейской знати это становилось особым шиком. Четыре года назад сын уже выудил у отца десять тысяч франков на состязания автомобилей от Парижа до Бордо, и вот теперь — новые траты. Но, похоже, сама идея достойна внимания. Во всяком случае, попробовать стоит — раскошелиться-то придется только на какой-нибудь кубок, а это, конечно, его не разорит и вскоре французский автоклуб получил от Гордон-Беннетта неожиданный и немного странный подарок. Массивная серебряная статуэтка, сработанная одним из самых известных ювелиров Парижа, изображала крылатую богиню победы Нику... в автомобиле «Панар-Левассор», за рулем которого была юная богиня скорости.
А 6 ноября 1899 года в парижском выпуске «Нью-Йорк Геральд» были опубликованы правила проведения гонки автомобилей на Международный кубок. Учредителем был объявлен Джеймс Гордон-Беннетт. Как видите, кубка, как такового, на самом деле никогда не существовало. Но совсем не это заставило насторожиться деятелей на набережной д'Орсе, где находилась штаб-квартира французского автоклуба. А слово «международный». На рубеже веков Франция была далеко впереди всего мира во всем, что касалось не только автогонок, но и автомобиля вообще. Вот почему условия, предложенные американцем, французов явно не устраивали. Это должны были быть состязания не фирм или отдельных гонщиков, а автомобильных клубов. Каждый из них мог выставить на старт только по три автомобиля, причем все они до последней гайки должны были быть собраны в этой стране. Это был явный нонсенс! Ведь известно, что во Франции десятки автомобильных фирм, а в Бельгии, Германии, Италии — кот наплакал! Самое же смехотворное условие заключалось в том, что состязания должны были проводиться в той стране, чей автомобиль победил в предыдущем розыгрыше. В Англии, например, ездить на автомобиле можно лишь в сопровождении всадника с красным флагом, который предупреждает окружающих о приближающейся опасности. Какие уж тут гонки!
И все же отказать напрямую было неудобно. Состояние Гордон-Беннетта вызывало уважение. Как и то обстоятельство, что он владел газетой. С прессой, знаете, шутки плохи. Поэтому французский автоклуб решил сделать вид, что ничего не случилось. Были разосланы приглашения автоклубам Германии, Италии, Бельгии, Англии, США и Швейцарии. И... больше о гонках не вспоминали, не преминув, правда, подкинуть своей, французской прессе мысль о том, что некий американский богач вздумал покуситься на первенство их страны в автомобилизме. Надеялись, что газеты довершат остальное.
План почти удался. Во-первых, слово «международный» совсем затерялось. Несмотря на усилия «Геральд», соревнования если и вспоминали, то не иначе, как Кубок Гордон-Беннетта. Но как редко! По сути дела, о новой гонке не узнали не только широкая публика, но и большинство водителей, которых и было-то тогда — раз, два и обчелся.
А потому утром 14 июня 1900 года на старте первой гонки собралось всего пять экипажей. И только одна страна была представлена полной командой — Франция. Зато какие это были имена! На трех автомобилях «Панар-Левассор» французские цвета защищали 36-летний Леоне Жирардо — победитель гонок Париж — Остенде и Париж — Булонь 1899 года и 34-летний Фернан Шаррон, на счету которого победы в соревнованиях Париж — Амстердам — Париж 1898 года и Париж — Бордо 1899 года. Оба они были гордостью французского автоспорта. Третьим в команде стал ровесник Жирардо бельгиец шевалье Рене де Книфф — не только опытный и удачливый гонщик, победитель состязаний Париж — Бордо 1898 и Тур де Франс 1899 года, не только директор завода «Панар-Левассор», но и председатель спортивной комиссии французского автоклуба.
Соперники у французов были не менее грозные. 32-летний бельгиец Камиль Же-натци, заслуживший за свою рыжую шевелюру и непростой характер прозвище «красный дьявол», стал первым человеком на Земле, преодолевшим магический барьер в 100 км/ч. Заездами на установление скорости был знаменит и единственный представитель Нового Света — Александр Уинтон.
Однако фаворитами считались, конечно, французы. Ведь они шли на однотипных «панар-левассорах» с 4-цилиндровыми моторами рабочим объемом 5322 см3 и мощностью 24 л. с. Эти машины считались тогда последним словом гоночной техники. Уинтон выступал на автомобиле собственной конструкции с двухцилиндровым двигателем куда меньшего объема и мощности — всего лишь 3,8 литра и 14 л. с. Же-натци и вовсе не приходилось брать в расчет — его оружием была практически серийная машина никому неизвестной бельгийской фирмы «Снук», выпускавшей по лицензии французские автомобили «Болид».
Американец смело предложил Шаррону пари на 20 тысяч франков, что первым пройдет не только 569 километров от Парижа до Лиона, но и еще тысячу километров. И сошел на первых же километрах. Женатци не мог оказать никакого сопротивления французам и сразу отстал. Так что за серебряную Нику боролись только гонщики «Панар-Ле-вассора».
Дороги, по которым проходила гонка, были скорее похожи на трассу скачек с препятствиями. Водителям мешали жандармы, стада овец, но хуже всего — своры собак. Как признавались потом гонщики, каждый задавил, по крайней мере, штук по пять-шесть. Лучше всех с этими напастями справился бывший велогонщик Шаррон. На его «Панаре» во время очередного зубодробительного прыжка через канаву здорово согнулась задняя ось. Но Фернан решил ехать дальше. Только его механику, знаменитому в скором будущем Анри Фурнье, приходилось все время поливать из масленки звездочки цепной передачи.
Менее чем за двадцать километров до финиша наперерез машине лидеров бросилась очередная собака. Огромный сенбернар, зайдясь истерическим лаем на невиданное механическое чудовище, попал между колесом и рулевым механизмом, лишив Шаррона возможности управлять автомобилем. «Па-нар» вылетел с дороги, чудом миновал дерево, промчался через поле, разминулся еще с парой деревьев и вновь выскочил на дорогу. Экипаж отделался легким испугом и разбитым водяным насосом.
Но как бы то ни было, Шаррон прибыл в Лион, принеся своей стране первую победу в Кубке Гордон-Беннет-та. Отметить это событие собралась на улицах города небольшая кучка зевак. «Их там было никак не меньше дюжины»,— мрачно подвел итог первой гонки на приз американского газетчика обладатель серебряной Ники. Увы, по сравнению со следующим годом это был, можно сказать, большой успех...
Александ Мельник, "Автомотоспорт", №2, 1994 г.
